Серый порывистый февраль хочется проводить этим стихотворением, обрывки которого уже год летали в моей голове, да все вспомнить не удавалось, а яндекс его и вовсе почему-то не знал...
Случилось это зимой
В доме не было ни души.
Я был приглашен - и вошел.
Шорох меня пригласил,
этот безликий скиталец.
В гостиной было пустынно,
лишь с пола дыры в ковре
меня озирали с презреньем.
Этажерки были разбиты:
это было осенью книг
с листопадом мятых страниц.
На опечаленной кухне
порхали серые вещи,
унылый ворох бумаги,
крылья умершего лука.
За мной ковыляло кресло -
старый хромой коняга,
без гривы и без хвоста,
на трех облезлых ногах.
Потом я к столу подошел,
здесь находилась радость:
хлеб, тушеное мясо,
вино, разговоры о стирке,
о пустяковых делах
и о сомнительных браках
(стол, конечно, молчал,
словно был безъязыкий).
Спальни перепугались,
когда я нарушил их сон.
Сидели они на мели,
со своими страшными снами -
не оттого ли, что спящие
однажды были разбужены
смертью, после которой
кровати идут на слом,
а спальни, как корабли,
тонут с матросами вместе?
Потом я сидел в саду,
среди зимних тяжелых капель.
Казалось невероятным,
что здесь, под пологом скорби
и гниющего одиночества,
все еще трудятся корни,
не за деньги, а так.
Здесь, среди битых стекол,
щебня и штукатурки,
сейчас рождался цветок,
и весна с одобрением смотрела
на его упрямую страсть.
Я вышел, - заныли двери,
и под порывами ветра
негромко заржали окна,
будто хотели умчаться
совсем в другую республику,
где свет и оконные шторы
солнечны, словно пиво.
Я ботинки заторопил,
потому что, засни я на миг
под грузом этого дома, -
я не знал бы, как быть.
И ушел я, как соглядатай,
узнавший чужой секрет.
Вот почему никогда
не рассказывал я никому
о визите, которого не было.
Да и дома этого нет,
я хозяев его не знаю,
здесь правды нет ни на йоту:
все это зимние выдумки
Пабло Неруда